СИМОНЕ МАРТИНИ

Ок. 1284-1344

Блистательную страницу художественного наследия треченто представляет живописная школа "нежной Сиены", которую иногда величают "обольстительнейшей королевой среди итальянских городов". Развитие живописи шло здесь по иному пути, нежели во Флоренции. Реформа Джотто была воспринята сиенскими мастерами только частично; гораздо больше значили для них традиции Дуччо и художников, работавших на рубеже XIII-XIV веков в Ассизи. Сиенской живописи с ее лиризмом и тяготением к изысканной условности в гораздо большей мере, чем флорентийской, оказались близки также традиции готики. И в то же время некоторые новые для XIV века тенденции воплощаются в творчестве сиенских мастеров более смело и ярко.

О сиенской живописи той поры, более консервативной, но и более лирической, чем флорентийская, мы можем судить по прекрасному ее образцу — "Мадонне" Симоне Мартини. Здесь уже нет мощи и эпической монументальности Джотто, но трудно оторваться от блестящих золотом и синевой радужных композиций, тонко очерченных небольших грациозных фигур.

Не материальной крепостью формы, не раскрепощением движения, а прелестью цвета и певучестью линий пленяют нас иконы сиенских мастеров. И великая византийская традиция, и "куртуазный" международный стиль, и позднеготическая французская миниатюра, и даже персидская миниатюра нашли в них свое отражение. И однако, законное место этих икон — в искусстве Предвозрождения.

Ведь именно Симоне Мартини был не только другом, но и любимым художником Петрарки, заказавшего ему портрет своей возлюбленной Лауры. Петрарка был величайшим поэтом своего времени. И вот, оплакивая скончавшуюся Лауру, он уверял, что уже ничто не тронет его сердце:

Ни ясных звезд блуждающие страны,
ни полные на взморье паруса,
ни пестрым зверем полные леса,
ни всадники в доспехах средь поляны,
ни гости с вестью про чужие страны,
ни рифм любовных сладкая краса,
ни милых жен поющих голоса
во мгле садов, где шепчутся фонтаны...

В этих стихах — какая пламенная влюбленность в красоту земли, какое любование ее чарами, радостный отсвет которых, очевидно, восхищал Петрарку в живописи Симоне Мартини, несмотря на ее средневековую условность…

Своеобразие и обаяние сиенской школы особенно полно выразились в творчестве Симоне Мартини (упомин. с 1315, ум. в 1344г.), самого выдающегося из живописцев XIV века. Искусство Симоне Мартини особенно далеко от флорентийского варианта треченто. Ему присуща тончайшая духовность, нередко столь возвышенно-отрешенная, что она как бы очищена от конкретных человеческих эмоций. Так, в сияющем золотом и драгоценными вишневыми, темно-зелеными, блекло-красными тонами алтаре Людовика Тулузского (Неаполь, Национальные музеи Каподимонте, 1317) фигура молодого кардинала с кротким, поистине ангельским лицом предстает как некий отвлеченный и, как ни парадоксально это словосочетание, светски-рафинированный символ святости.

В степень высочайшей духовности возведено у Симоне Мартини и поэтическое движение чувств. Таково прославленное "Благовещение" (1333, Флоренция, Уффици): являющиеся на фоне мерцания золота фигуры Марии и ангела наделены и отвлеченной красотой причудливого знака и стремительным порывом чувств, пронизывающим изощренную каллиграфию линий, легких и сильных, летящих и чеканно застывших, полных живого трепета и свивающихся в орнаментальные виньетки. В работах Мартини отточенно-элегантная линия, несущая в себе отвлеченную красоту узора и след живого, легкого движения руки мастера, играет исключительно важную роль. В то же время его привлекает сияние золота, горение эмалево-густых красок. Все это сближает станковые работы Мартини с произведениями западноевропейской готики. Больше того, Мартини, проведший последние годы жизни при папском дворе в Авиньоне, оказал несомненное влияние на формирование самого рафинированного варианта готической живописи XIV века. И в то же время его искусство не только принадлежит Италии, но и воплощает устремления, связанные с формированием элементов предренессансного и ренессансного художественного мышления.

Уже первая его работа — грандиозная фреска "Маэста" (1315; 7,63х9,7 м), занимающая целую стену главного зала сиенского Палаццо Пубблико, лишена иконности Дуччо, хотя и написана всего через несколько лет после одноименной композиции последнего. Сцена триумфа богоматери предстает в ней и как небесное видение, сияющее на темно-синем фоне золотом и легчайшими оттенками голубого, розового, золотистого, и как торжественная церемония, а все изображение, окаймленное широким декоративным бордюром, уподобляется драгоценному ковру. Облаченная в парчу, увенчанная короной, величавая и женственная мадонна Мартини далека от византийских прототипов; она предстает в облике царицы, а в ее свите появляются как бы сошедшие со страниц куртуазных романов белолицые и розовощекие молодые женщины и юноши с томным, нежно-задумчивым взглядом узких глаз.

Отпечатком атмосферы рыцарских романов с их светскими мотивами и подвигами святости проникнут фресковый цикл "История Св. Мартина" в капелле Монтефьоре нижней церкви базилики Сан Франческо в Ассизи (20-е гг. XIV в.). Симоне Мартини переносит нас в мир, полный живого очарования и радости, реальный и сказочный, сияющий чистотой и акварельной прозрачностью легких, светлых красок. Главный герой цикла — грациозный белокурый отрок — напоминает учтивых и приветливых персонажей куртуазной литературы и предвещает такие образы раннеренессансной поэзии, как пастух Африко у Боккаччо:

"Безусый юноша, румяный, скромный...

С кудрями светлыми, с улыбкой томной.

Весь — словно лилия иль роза..."

Боккаччо. Фьяметта. Фьезоланские нимфы.

Лишь в раннеренессансной литературе XIV века можно найти и нечто подобное той счастливой полноте бытия, безмятежному покою, каким дышит лицо спящего Св. Мартина ("Сон Св. Мартина"). Симоне Мартини, пожалуй, единственный художник треченто, который, при всей поэтической возвышенности его образов, обостренно почувствовал притягательную силу неповторимого, присущего лишь данному герою — будь то чистота и трогательная незащищенность Св. Мартина или яркая, иногда несколько утрированная характерность облика окружающих его рыцарей, вельмож, музыкантов. В этом есть уже предугадывание того интереса к личности, который будет присущ искусству XV века. Недаром Симоне Мартини был первым итальянским портретистом; его портреты высоко ценил Петрарка.

Подлинным откровением для его времени должно было стать огромное, почти десятиметровой длины фресковое панно Мартини в главном зале сиенского Палаццо Пубблико "Гвидориччо да Фольяно" (1328). Оно завершило роспись этого зала, посвященного прославлению Сиены: кроме находящейся на противоположной стене "Маэста" Мартини на продольных стенах были изображены феодальные замки и крепости, завоеванные Сиеной. Сама идея сопоставить с величием мадонны монументальный конный портрет военачальника на фоне плодов его побед — покоренных крепостей Монтемасси и Сассофорте — проникнута новым пониманием значительности личности. Роспись Симоне адекватна этой идее. Свойственные мастеру отточенная красота рисунка, декоративная нарядность соединяются в этой фреске с необычным лаконизмом и простотой. Два тона — густая синева неба и светлые, желтовато-песочные тона скал, земли, замков определяют решение росписи. Одинокий, надменный всадник, отрешенно проезжающий на фоне безлюдного скалистого пейзажа с неприступными кручами холмов, гранеными формами ослепительно-светлых, врезающихся в синеву неба крепостных башен, шатрами, походными палатками и боевыми копьями невидимого войска, предстает в росписи Симоне как своеобразный символ Италии XIV века.